Мурат Уали живет в Казахстане, кандидат физико-математических наук, писатель-публицист, автор трех книг: поэтического сборника «Тюркские мотивы» 2009 г., сборника исторических эссе «Эпоха обретения границ» (в соавторстве с М. Томпиевым) 2015 г. и киноповести «Из Сибири к свободе». Автор киносценария по повести Б. Канапьянова «Тамга тас», 2013г.
В этом году он стал лауреатом литературного конкурса Евразийской творческой гильдии(Лондон) в категории «Поэзия».

Кош бол Алматы

Vive la France!.. Vive la France!.. — кричал я от радости у телевизора, когда французы забивали хорватам и стали чемпионами мира по футболу 2018 года.
Vive la France! — подумал я, когда сын Даир, получивший отпуск во Франции, пригласил встретиться в Париже.
Vive la France! – просилось на язык, когда в Визовом центре Алматы за два дня! нам с дочерью Ажар, выдали шенгенскую визу.
Чемпионат Мира отгремел, визы получили, дешевые авиабилеты купили, и радость быстро улеглась. Хотя в Париже я никогда не был, ничего особенного от поездки не ожидал. Романтика «Трех мушкетёров», «Праздника, который всегда с тобой», «Триумфальной Арки» и т.п. «fiction» давно выветрилась из души. А эренбургское «Увидеть Париж и умереть!» — вообще, раздражало своим глупым щенячьим восторгом. Вот увидеть и обнять сына — хотелось, ну и показать дочери-школьнице Европу. Ажар была полна радостных ожиданий – Франция… Париж…Диснейлэнд… А я – скепсиса. В Европе бывал, в фильмах, песнях, стихах, романах, Интернете про Париж видел, слышал, читал, правда, лягушачьи лапки не пробовал. А говорят Париж – колыбель кухонь мира. Оʹкей, пусть сынок готовит жильё – попробуем Париж на вкус.
Аэропорт. Взлёт. Конфетки. И мы летим на запад наперегонки с солнцем. Кош бол Алматы – Пока, Алматы!

Добры дзень Мiнск

Билеты авиакомпании Belavia Алматы — Париж были с транзитной пересадкой в Минске и 5-ти часовой разницей между рейсами. Успеем прогуляться по Минску.
Столица Белоруссии произвела грустное впечатление. В аэропорту — хмурые, без улыбок лица обслуживающего персонала (особенно это стало заметно на обратном пути из Парижа). Водитель маршрутного автобуса из аэропорта своим неприветливым видом, как будто делал нам одолжение. Ну а в центре города мы наткнулись на советско-социалистический заповедник. Улицы Советская, Комсомольская, Кирова, уродливое желтое здание КГБ, построенное по приказу Берии, и главное — площадь Ленина с огромным черным памятником величайшему террористу XX века, немецкому шпиону и убийце демократии. За памятником – мрачная серая громада Дома Правительства. Лишь одно здание вносило диссонанс в это унылое торжество советского архитектурного классицизма. На этой же площади Ленина стоял католический костёл-красавец Святых Симеона и Елены. Судя по всему, он был недавно отреставрирован и сверкал новым тёмно-красным кирпичом. Было утро воскресного дня, в костёле шла служба на белорусском языке, и было полно верующих. Воистину от веры в Ленина до веры во Христа – один шаг.
Испробовав белорусских драников, возвращаемся в аэропорт. Снова проверка, самолет, конфетки. Да пабачэння, Мiнск! Город остается под крылом самолета, и мы снова летим вслед за солнцем на запад, отставая на два часа.

Вienvenue a Paris!

Наконец, стюардесса ангельским голосом объявила: «Наш самолет произвел посадку в аэропорту Шарля де Голля, температура в районе аэропорта 23˚С». На паспортном контроле молодой пограничник поставил штамп в паспорт и с приветливой улыбкой сказал: «Bienvenue en France».
Встреча с сыном, объятия, всплеск чувств, слезы радости. Давно я не был так рад и взволнован. Затем пригородная электричка RER – метро – площадь Бастилии – и, наконец, Вienvenue a Paris!
Мы идем по узкой парижской улице рю Седайн, входим в узкий подъезд, заставленный велосипедами и детскими колясками, поднимаемся по узкой деревянной винтовой лестнице с низким потолком, за который задеваешь головой, если не пригнуться. А вот и квартира на втором этаже, арендованная сыном. В ней — две крохотные комнаты с кривыми полами, раскладной диван и двухъярусная кровать, совмещенный санузел и похожая на встроенный стенной шкаф кухня, в которой даже чайника нет. Вместо чайника — электрический аппарат из черного пластика, который при нажатии на кнопку с громким рычанием выдавал полстакана горячей воды. Ладно, мы-то переночуем несколько дней и уедем, но ведь по всем видимым признакам здесь живет семья: муж с женой и двое детей. Бедные парижане. Наверняка, наши старые хрущевки в микрорайонах показались бы им царскими апартаментами. Между прочим, знающие люди говорят, что хрущевки придумал французский архитектор Ле Корбюзье. Похоже на то.
Но все эти бытовые мелочи отходили на задний план, стоило выйти из нашей убогой «лекорбюзьевки» на узкую рю Седайн, которая выводила на широкий бульвар Ришара Ленуара, который упирался в легендарную площадь Бастилии. Оказывается, наши апартаменты расположены почти в центре Парижа! Мерси Даиру! Как хорошо известно, когда-то на этом месте стояли тюремные и крепостные стены, но свободолюбивые парижане разобрали тюрьму по камушкам и построили из них мост Согласия, а на месте тюрьмы устроили площадь с бронзовой колонной и позолоченным крылатым «Гением свободы» на верхушке. Потом долгие годы рядом с площадью был железнодорожный вокзал Бастилия. Теперь же на месте бывшего вокзала – современное здание Оперы, вокруг – многочисленные парижские бистро, где воздушный и нежный вкус горячих круассанов мы запивали кофе «латте». От площади Бастилии мы ходили пешком к большинству парижских достопримечательностей, здесь начинались и заканчивались поездки в Диснейленд и Нормандию, а еще в метро «Бастилия» оказалось осиное гнездо контролеров.

Такова парижская се ля ви

Августовский Париж гостеприимно встречал нас, как и остальные толпы туристов, ласковым европейским солнцем. В прогулках по городу под этим солнцем, в общении с сыном и его друзьями лёд моего скептицизма быстро растаял, и вкус Парижа превзошёл все ожидания и оставил долгое послевкусие.
В первый «рабочий» день экскурсий по знаковым местам французской столицы мы намотали, судя по смартфонам, более 15 км пешком. Для сына такие прогулки нипочем, а вот для нас с дочерью это было трудное испытание. Зато насыщенный ходьбой и впечатлениями день закончился замечательным пикником на Марсовом поле перед башней Эйфеля, которая темнела в сумерках. Мы сидели на зеленой лужайке, пили вино и чего-то ждали. По соседству сидели тысячи таких же туристов; негры предлагали сувениры; индусы разносили в ведрах охлажденные напитки и запускали в небо из рогаток какие-то сверкающие штучки; на песчаной аллее группа молодых французов играла шарами в национальную игру бочче. В воздухе витал характерный демократический запашок и царила экзистенциальная атмосфера Свободы, Равенства, Братства, как и было написано на фронтонах парижских государственных зданий — Liberte, Egalite, Fraternite.
- Сейчас начнется, — загадочно повторял Даир.
- Что начнется? — спрашивала Ажар…
И вот, в 22 часа, действительно, началось.
- Вуаля! — произнёс Даир, щелкнув пальцами.
По его команде Эйфелева башня вспыхнула огнями и начала переливаться светом, как ёлка, осыпанная бриллиантами. Все вокруг восторженно заохали, подняли смартфоны и стали снимать эту красоту на видео. Так и хотелось крикнуть: «Vive l′Eifel!»
Домой мы возвращались в метро. Зайдя в головной вагон, я обнаружил, что нет ни кабины для управления, ни машиниста. О-ля-ля! Поезд сам автоматически набирал скорость, останавливался, открывал и закрывал двери, объявлял остановки. Вот это футуристическое метро! А вот дочь это не удивило. Видимо ей, да и всему её поколению, выросшему на фильмах и книжках «фэнтези», технические достижения кажутся само собой разумеющимися. Сын же уточнил, что пока только две ветки парижского метрополитена полностью компьютеризированы. На остальных четырнадцати поезда ездят с машинистами.
И тут случился небольшой инцидент, который слегка омрачил гостеприимство французской столицы. Но он произошел по нашей вине. Перед родной станцией «Бастилия» в вагон залетел осиный рой контролеров, которые блокировали выходы и начали проверять билеты. У нас с дочерью билеты оказались просрочены. Я не понимал почему. Главная среди контролеров негритянка в желтом жилете потребовала заплатить штраф. После короткого разбирательства на французском, Даир с виноватым видом протянул этой «черной осе» свою карточку, та сунула ее в переносной терминал, и под его довольное пиканье €66 улетели на развитие парижского метрополитена. Сын не выглядел особо опечаленным и объяснил, что если бы он сразу не заплатил, мы провели бы ночь в полицейском участке. Но мне инцидент всё-таки подпортил настроение. Переведя сумму штрафа в тенге, я ужаснулся и возмутился:
- Проклятые контролёры! Налетели как осы на мясо. Урвали такой кусок!
- Не переживай, папа, такова парижская се ля ви, — благодушно сказал Даир.
Продолжение следует. Не переключайтесь!